...А ЗА ЧТО?

Дни становились все длиннее, солнце окончательно побеждало морозы. Поля уже заменили свою белую пелену сероватым цветом и на бугорках, на солнцепеках чуть чуть выглядывала ИЗ корешков зеленоватая трава.
В воздухе слышался усиленный запах весны. Прилетевший жаворонок приветствовал своим веселым щебетаньем, то поднимаясь высоко вверх, часто взмахивая крылышками, то опускаясь до земли, как бы заманивал земледельца в поле, поздравляя его с наступающей весной, предупреждая готовить сохи и бороны.
Лес и тот, как будто, изменил свой наружный вид, тихо-тихо шептал что-то приятное о весне, ласкаясь приятным южным ветерком.
А солнце, солнце, играло так красиво, так нежно и ласково и тянула какая-то неимоверная сила на улицу.
Таков был день 9-го 22-го марта 1919 года. С раннего утра день выдался какой-то особенный, природа награждала своими прелестями все живое.
Дети села Ивановского с восходом солнца, одетые кое во что, выползли на улицу, где слышались их радостные звонкие голоса, шумные игры, детский, приятный, задористый смех. Сколько доставила им природа, после 4-месячной суровой зимы и замкнутости в стенах, с замерзшими окнами домов и хижин, радости и удовольствий. Только дети и могли веселиться в то кошмарное время белого террора. Взрослые же, несмотря на все прелести природы, как мужчины, так и женщины, находились в каком то отупении.
Руки от работы у всех отваливались, на сердце какая-то тоска, от которой оно сжимается и щемит. Несмотря. на наступающую весну, когда должны-бы лихорадочно
готовиться сохи, бороны и другой для обработки земли инвентарь, - ничего не делается.
У каждого на душе общее горе, от которого и валится из рук работа.
У кого японцы убили сына, у кого казаки растащили последнее имущество, у кого сыновья загнаны в тайгу японо-белогвардейскими отрядами, у кого ими-же взяты лошади или зарезана на мясо последняя дойная корова и дети остались без молока, у кого дочь, только-что достигшая 15—16 летнего возраста опозорена японцем или бородачом казаком и т. п.
Думать ли после всего этого о работе?
Л кроме этого, летят ежедневно со всех сторон вести: там японцы сожгли целую деревню и убили несколько десятков невинных крестьян, там казаки и белогвардейцы грабят и растаскивают у крестьян последнее имущество, вплоть до рубашки, жгут дома и убивают от стариков до малышей. А за что? Мужики не могут дать себе положительного ответа и ходят в полусознательном состоянии.
— Кто-же творит все эти насилья и зверства? Спрашивают одни другого мужики.
— Да все те же ученые, с золотыми погонами и желтолицые их СОЮЗНИКИ.
—Да когда же это все прекратится? Неужели не найдется доброй души, которая бы избавила пас от такого издевательства.
И так, не дав себе положительного ответа и не найдя выхода ,мужички со вздохом расходятся по домам.
День приближается к обеду. Природа усиливает ласку, а сердце у каждого от неизвестной причины сжимается и ноет все сильнее и сильнее, предсказывая что-то не доброе.
И вот, в одиннадцать часов дня раздается в северо-западной стороне села оглушительный пушечный выстрел, разрывается над селом снаряд, выстрелы повторяются один за другим, сливаясь в общий гул, с рвущимися на селе снарядами, от которых со свистом И визгом летит во все стороны картечь; от снарядов загорается несколько домов, падает убитый народ и животные.
Такая неожиданность привела жителей в панику, поднялся раздирающий душу крик женщин и детей, даже рогатый скот, лошади и собаки мечутся во все стороны, издавая рев и лай. Получилось что то ужасное, кошмарное.
Народ бежит, кто куда попало, животные тоже.
Между тем японский отряд цепью охватывает село с северной, западной и восточной сторон.
Пушечные выстрелы продолжаются, снаряды рвутся в разных местах села.
Большая часть населения, спасая свою жизнь, каждый в отдельности, кто на лошадях, кто пешком, бежит на юг из села, не давая себе отчета в том, что каждого ждет впереди.
Мать, бросившая детей, бежит, дети даже и 4-х летнего возраста бегут, муж забыв жену — отец детей — бегут, но куда? Об этом никто не думает, а лишь бы продолжить свою жизнь на несколько часов пли даже минут.
Ведь, самое дорогое для всего живого - жизнь.
Спасая жизнь, не только человек, по и животное оставляет все для себя самое дорогое и любимое. Так получилось с населением и этот момент.
В опасности человек не думает ни о чем и не о ком, а лишь о себе, о личной жизни.
Бомбардировка села, продолжавшаяся около двух часов, останавливается, но село со всех сторон уже окружено желтым! кольцом и делается наступление на мирных тружеников, беззащитных и не вооруженных, не успевших снасти свою жизнь бегством; хотя нашлись смельчаки, рискнувшие остаться и селе.
Из оставшихся в большинстве оказались женщины и мужчины престарелого возраста.
Заняв с бою мирное село, отряд начал зажигать дома и постройки, обкладывая их соломой, которой в селах за отсутствием дров очень много, и гнать с концов в центр села все находящееся население мужского пола, а которые не хотели идти добровольно, тех убивали на месте и многие сгорали вместе с постройками. Нашлись и такие, которые остались по замеченными и видя толпу идущую по улице, под конвоем японских солдат, присоединялись к ней полагая, что их собирают на сход по какому-нибудь делу, тем более, что первоначальный испуг, с прекращением пушечной стрельбы, прошел.
Но когда несчастные жертвы попали в руки кровожадных палачей и увидели, что постройки продолжают жечь больше и больше, центр села превратился в общую огненную пасть, пожирающую без разбора все, и когда собранных повели за село па площадь, все время угощая прикладами винтовок, то понявшие ожидавшую их участь, лишены были возможности спасти свою жизнь бегством. Хотя нашлись смельчаки, прорвавшись сквозь вооруженную цепь, - бросились в бегство, но летевшие по ним со зловещим визгом пули догоняли и превращали их в жертвы, сидящим на троне Колчаку, Прищепепко, Гамову и другому сброду.
Приведенную толпу на «лобное», не торопясь, чинно, палачи кровавых деспотов, со смехом па устах, по ненавистью в сердце ранее облитом невинною кровью, поставили в ряды против приготовленного пулемета. Раздалась команда, затрещал зловеще пулемет, засвистали пули и невинные жертвы повалились на влажную, политую ранее своим потом землю, напоили ее своею чистою невинною трудовою кровью и простились навсегда с прекрасной природой и ласкавшим так приятно весь день весенним солнцем... А за что? Этот вопрос так и остался для них не разрешенных!.
Вторую толпу до 30 человек не довели до «лобного», а устроили новое, более ужасное; загнали в пустой амбар, заперли дверь и зажгли амбар с наружи. Несчастные мученики. Что они пережили в эти короткие минуты, которые показались им годами? От одного воспоминания содрогается сердце и волос становится дыбом.
Когда загорелся со всех сторон амбар - о ужас - и жертвы начали зажариваться, то крыша амбара от неимоверного напряжения силы мучеников поднялась и пытавшиеся выбраться через нее пристреливались из винтовок стоявшими японцами и русскими офицерами, (в японском отряде было несколько русских офицеров) которые во все время мучения невинных жертв стояли тут-же, вели между собой веселый разговор, раскуривали папиросы и бросали насмешки по отношению сгоравших. Могли кто другой вести себя так, как вели себя эти изверги, слуги буржуазии? Нет! Даже сердце дикого зверя дрогнуло-бы от такого ужаса.
Между тем часть отряда шарила по домам, искала что-то в сундуках, интересовалась, каждым узелком и забирала все ценное и деньги, а некоторыми, несмотря па все ужасное побоище и достигшего неимоверных размеров пожарища, насиловались оставшиеся женщины и девицы.
Считаю характерным отметить, что некоторые старики, по примеру бывших ранее случаев, давали японским солдатам деньги и довольно крупные суммы. Деньги брались, по пощады не было и таким. Не было пощады и тем, у которых имелись документы о непричастности их к большевизму с японскими надписями и печатями.
Видя эти ужасы и задыхаясь от дыма парод весь поголовно бросился бежать во все стороны села, не давая себе отчета. Некоторые попадали на цепь и тут-же погибали, многие проскальзывали и не смотря на стрельбу по ним из винтовок спасали свою жизнь. От обстрела не гарантировались ни старики, ни женщины, ни дети. Картина получалась ужаснейшая. Все улицы запружены трупами убитых. Убирать трупы не кому и свиньи у некоторых выели животы и растаскивали кишки по улицам.
Нахозяйничавшись вдоволь, награбив всего вволю и закончив преступное дело и издевательства над беззащитными жителями, отряд к вечеру оставил в пламени огня опустевшее село.
В темноте ночи и дыма некоторые сельчане пробирались, оглядываясь но сторонам, как ночные воры или дикие звери, обходя освещаемые пожаром улицы, в село. Кто находил в целости свои пристанища начинал приводить в порядок уцелевшее, а те, у которых остались от домашности лишь дымящиеся головешки, шли заплетаясь ногами искать себе пристанище в уцелевших домах. Таким образом в один дом собиралось по несколько семейств. О сне никто и не думал в ату ночь, да не слышно было и сожалений о потере имущества или членов семьи, а слышались лишь изредка вырывающиеся из души тяжелые вздохи. Казалось, что люди собрались чуждые один другому и не имеют общего языка. Прошла томительная и длинная ночь,- наступило следующее утро.
Дым от горевшего, или вернее, тлеющего хлеба и остатков построек застилал все село и в нескольких саженях ничего не было видно, а лишь слышались кое-где уже не вздохи, а топкие голоса женщин, оплакивавших убитых членов семьи или опустошенные огнем усадьбы.
Но вот село начало наполняться разбежавшимся накануне народом; приступили спасать горевший .медленно зерновой хлеб, разыскивать убитых родственников, а некоторые просто, потеряв сознание, бродили по улицам. Вдруг поражающее всех сообщение «идет отряд из Андреевки» (деревня Андреевна находится в восточной стороне села) навело новую панику и повторилась вчерашняя история.
В селе остались женщины, мужья которых уже убиты, имущество сожжено и смерть для них была не страшна.
Новое сообщение подтвердилось и в село вошел отряд, исключительно состоящий из казаков.
Отряд этот не принял мер к успокоению оставшегося населения, а пользуясь паникой приступил к проверке сундуков, имущества и добиванием раненных (добили 30 человек.) Поверка заключалась в том же, что и от японцев, разница лишь в том, что эти грабили не только ценности, а все, что попадало под руки: готовое платье, подушки, потники, шубы, зеркала, хомуты, лошадей, - одним словом все.
Даже был такой случай: па одном дворе, где все постройки и даже городьба сгорела до тла и среди двора каким-то чудом уцелела одна телега, так казак, нагрузивший на свою телегу всевозможного добра подъехал к этой телеге и заменил своп разбитые колеса. На просьбу женщины - хозяйки этой телеги -оставить колеса, остатки своего имущества, казак ответил нагайкой вдоль спины женщины и предложил убраться по добру, указывая на заряженную винтовку.
Награбив всего в волюшку в уцелевших домах и чтобы скрыть свои следы, казаки зажигали эти дома и пожар села возобновился.
Наглость казаков доходила до зверства. Один казак пожилых лет (лет 40) задержал бежавшую в бессознательном состоянии молодую девушку и среди улицы растлил ее.
Закончив грабеж и пустив новый пожар, казаки с похабными песнями, обещаясь понаведаться еще за остатками, удалились.
Обещание свое выполнили и наведывались чуть-ли не ежедневно и увозили даже сельскохозяйственные машины.
Мало-по-малу, народ опомнился, успокоился и начал свозить трупы на кладбище и подготавливать для похорон ямы.
Когда были свезены на кладбище все жертвы японского произвола, то натура не каждого человека могла выдержать при виде такого ужаса. Около двух сот пятидесяти человек, только что бывших здоровых людей, превращено в куски мяса.
Жертвы имели разнообразный вид. Один с распростертыми руками, другие с обгорелым конечностями, у некоторых выедены животы, некоторые обгорели, как' головешки, Некоторые представляли бегущее состояние и т. п. У большинства открытые глаза и тусклый вид глаз как бы спрашивал: а за что? Этого им убийцы не сказали.
Что-же происходило за эти два дня вокруг села? Нужно отметить, что ввиду отдаленности пашен от села, Ивановны живут со скотом на пашнях, имея там дома, а по случаю постоянной тревоги села японо-белогвардейскими отрядами, взрослые члены семьи были на пашнях, а в селе оставались женщины, старики и дети школьного и дошкольного возраста.
Когда были услышаны пушечные выстрелы и замечен пожар села, то отцы детей и мужья жен бросились на лошадях в село спасать свои семейства.
Представьте их положение. Село пылает огнем, окружено вооруженными японцами, слышится винтовочная и пулеметная стрельба, от прорывающихся из села женщин, детей и даже мужчин ничего нельзя добиться, кроме как - «там убивают», и помочь своему семейству нет никакой возможности. Переживание было ужаснейшее. Мысль о семье беспокоила сильнее и сильнее, тем более, что пожар достигал больших и больших размеров, бегущие из села в полусознательном состоянии не дают положительных ответов на вопросы, а лишь сообщают, что там убивают всех.
Представьте себе маленькую птичку, у которой отберут птенцов, как она за ними убивается и страдает.
Л что переживал в этот момент человек, не зная об участи своей любимой семьи. Передать эти переживания вряд ли кто сможет, а хотя бы и смог, то для человека не переживавшего в своей жизни таких ужасов, это не будет попятным. Чтобы представить полностью переживания этих страдальцев, необходимо каждому поставить себя на их место.
Были случаи, что некоторые не выдерживали томительной неизвестности и оканчивали жизнь самоубийством, например, гражданин села Ивановки Иван Кривогузов, видя пожар села и не зная об участи жены и детей, мучимый несколько часов неизвестностью, сказал: «Все пропало» перерезал себе ножом горло и тут же скончался. А некоторые лишались рассудка и остались таковыми.
В результате всей вышеуказанной ужасной картины, расследование дало следующее:
Оказались убитыми: До 10 летнего возраста 4 чел.
» 20 » » 12 »
» 30 » » 10 »
» 40 » » 32 »
» 50 » » 80 »
» 60 » » 49 »
И свыше 60 лет 3!) »
всего 232 чел.
Кроме этих 232 человек было убито 25 человек чужедеревенцев, приехавших по делам в Ивановку. Из убитых оказалось: женщин 10, детей 4—одна девочка полуторных лет, один глухонемой, двое психически больных, один старик 96 лет, несколько нищих и шесть китайцев. Китайцев было собрано, к расстрелу до 200 человек, но
вмешавшаяся китайская милиция не допустила этого.
До 15 человек было убито за селом по городской дороге, ехавших из города а братья Соловьевы, везшие лес также были убиты и побиты их лошади. Кроме того, было ранено 17 человек, из них некоторые умерли.
Убито 19 лошадей и 17 коров. Масса погибла свиней и птицы.
Сожжено: домов 89, амбаров 94, завозень 69, бань и других построек 167.
Хлеба разного: муки 3816 пудов, пшеницы 57,900 пудов, ярицы 2,633 иуд, овса 57,016 пудов, посыпки 4,493 пуда, подсолнечного семя 967 пудов.
Сельскохозяйственных машин и другого: молотилок 5 штук, сноповязалок 17 шт., жаток 4 шт. сенокосилок 14 шт., плугов 43 шт., других машин 129 шт., швейных машин 56 шт., шпагата 245 иуд., телег 144 шт., саней 224 пгг., дуг 137 шт., хомутов 392 шт., кожи разно!! 227 шт., шерсти 8 пуд. обуви кожанкой 458 пар, пимов 136 пар, веревки 198 пуд., тулупов 195., разной одежды 232 шт., мяса 108 иуд., картофеля 2458 пуд., пчел 29 ульев, поделочи. березов. материала 162 шт., тесу и плах 1360 шт. строевого леса 665 шт.
Кроме Этого сожжены: вполне оборудованная С.-Х. мастерская, стоимостью в 100000 золотых рублей и несколько десятков машин, находившихся в ремонте, здание школы, кредитный банк, сельское управление, две лошади общества потребителей и несколько ближайших к селу заимок, где спасался бежавший из села народ.
Перечислить всего невозможно, думаю будет достаточно указанных уже примеров, чтобы иметь полное представление разгрома.
В общем, из 800 сельских домохозяев получили полнейший разгром 196. Центр села, с самыми лучшими, городского тина, постройками превратился в громаднейшую пустынную площадь, 160 семейств остались без трудоспособных работников, около 1000 детей сделались сиротами лишившись отцов, а некоторые и матерей, не имея совершенно обеспечения. А за что? Для некоторых этот вопрос и до сего времени остается не разрешенным, в особенности для детей, которые знают лишь то, что японцы отняли у них самое дорогое отца, мать и вместе с ними последний кусок хлеба.
Неужели молодые впечатлительные души этих начинающих жить людей не запечатлели всего пережитого ужаса и лишений в своей молодой жизни. Неужели после этого будут они смотреть па японцев равнодушно? Нет, ненависть и злоба к людям, отнявшим у них самое дорогое, остается на всю жизнь. Теперь, когда они еще детьми и то высказывают ненависть и месть и не могут слушать равнодушно разговоров при упоминании о японцах.
Что-же представляло село после этого кошмара? Несмотря на приветствия весенней природы и заманчиво светившее солнце, улицы села пусты, не слышно уж того веселого дет кого хохота а звонких их голосов. О взрослых даже не приходится и говорить так как к общему прежнему горю прибавилось новое, гораздое большее.
В некоторых местах села появились новые деревянные кресты, на кладбище прибавилось 232 новых холмиков и ежедневно с раннего утра и до позднего вечера слышатся с него рыдания женщин и детей, наводящих тоску на все село.
Достаточно начать плакать одной женщине, как к ней в разных местах села присоединятся десятки других и получается общее плачущее село. Плач этот какой-то особенный, в нем слышатся проклятия палачам, изливающий всю душу страдалицы и так действует на нервы, что в этот момент отдал бы собственную жизнь, лишь бы от Этого утешились несчастные страдальцы.
Да разве один ивановцы пережили этот террор и лишения? Разве одной Ивановки коснулось оружие японцев. Разве одна Ивановка пылала огнем в угоду атамановщины и капиталистических классов? Ивановку я беру как отдельную единицу.
Разве не постигла такая же участь деревни Амурской области Сохатино, Мазаново, Красный Яр, Павловка, Васильевна. Тамбовка, Андреевка и все деревни Рождественской волости и другие?
Разве не перенесло того же население Приморской области, где также оперировали: японцы, Розановы, Калмыковы и другие?
Разве меньше перенесли жители Забайкалья и Сибири от палача Семенова, Каппеля, Колчака и тех же японцев?
Да остался ли уголок на Дальнем Востоке, где не пролилась бы невинная трудовая кровь и не коснулся террор палачей — слуг буржуазии и японского командования? Не толи самое делали буржуазные слуги: Юденичи, Деникины, Корниловы, Врангели и другие в Великой нашей Матушке России? Сколько там пролито невинной крови тружеников русского парода? Сколько там разорено таких, как Ивановка, сел? Сколько осталось там сирот без крова и голодных? Да не то Же ли самое творит буржуазия во всем мире, в странах более культурных, как Америка, Англия, Франция и др., над рабочим и крестьянством? Об этом скажет лишь история.
А за что?
Да, за то, что крестьянин и рабочий отказались быть рабом буржуазии, которая привыкла смотреть на труженика как' на животное пли необходимую для себя вещь.
За то, что крестьянин взял по праву принадлежащую ему землю у помещиков. За то, что рабочий отказался работать на капиталистов и фабрикантов, а отдает свой труд государству.
За то, что крестьянин и рабочий, не имевшие ни какого голоса в государственном управлении, теперь, стали во главе государственной, как политической так и экономической жизни.
За то, что буржуазия теперь лишена возможности пропивать на шампанском и ставить на карту крестьянский и рабочий труд и даже миллионы жизней.
За то, что буржуазию заставляют работать наравне с трудящимися, а к работе она не привычна; ей не позволяют выполнить черную работу выхоленные ручки, не видавшие во всю жизнь мозолей, и нежное тело, не носившее потной рубашки.
За то, что не кланяется ей в пояс крестьянин и не продает за подать с молотка последнюю лошадь пли корову.
Для того, чтобы возвратить помещикам и духовенству обратно землю, эксплуатируя его наживать себе миллионы без затрать! труда.
Для того, чтобы закабалить в повое рабство рабочего фабриканту и капиталисту высасывать по-прежнему из пего последние соки и Кровь.
Для того, чтобы возвратить офицерству золотые погоны и прежние права дворянства.
Для того, чтобы снова посадить на шею мужику князей, губернаторов и другую свору.
Так знай же, крестьянин и рабочий, за что принесены в жертву Ивановцы и миллионы других и чего добивается этим буржуазия со своими приказчиками.