День траура
22 марта - день траура, день массовых расстрелов, порок и сожжения живых
людей и зданий села Ивановки. Этот день тяжелых воспоминаний, день
народной грусти и печали Ивановны чтут всегда.
Уже к 9 часам утра к волнарревкому собралось много публики: тут были и
седовласые старцы и старухи, и все малыши, умеющие ходить, а не умеющих
матери принесли на руках.
Из города пригласили духовой оркестр, отпущены все
народоармейцы-ивановцы. Ровно в 10 часов распорядитель траурной
процессии открыл митинг, т.к. крестьяне пожелали заслушать доклад по
текущему моменту.
После часовой речи т. Щеголева траурная процессия, с пением похоронного
марша, с развевающимися красными знаменами двинулась к месту братской
могилы расстрелянных 200 ивановских крестьян, в большинстве зажиточных,
ничего общего с большевиками не имевших. После двух произнесенных речей,
красочно набросавших картину зверской расправы над крестьянами,
процессия прошла на место расстрела учителя Матыиина.
Отдав должное своему любимому учителю, шествие остановилось в церковной
ограде, где наряду с другими погребен 18-летний юноша, закончивший
2-классную ивановскую школу - сын зажиточного крестьянина Бондаренко, со
всем пылом отдавшийся делу революции и погибший от рук палачей.
Далее шествие остановилось на реке Манжурке, на мосту, где
палачи-золотопогонники убили, собрав в селе, десять преклонных стариков
от 60 до 96 лет. Наконец, траурное шествие остановилось на месте живьем
сожженных 40 человек, запертых в амбаре, который был облит керосином и
подожжен.
На трибуну поднимаются учителя и общественный работник Ивановки, с
трудом сдерживая рыдания, рассказывает о диком изуверстве палачей.
Сквозь слезы произносит, чудом спасшийся от рук палачей, свою
прочувствованную речь крестьянин Бочко. Последним говорил Щеголев:
- Пройдут годы, века пройдут, но это место, место страшного кошмара,
место пепелища сгоревшего костра из живых людей, вы не забудете, долго к
нему старцы будут приходить, оплакивать прах святых мучеников,
долго-долго вы, матери, сестры, рыдая, будете орошать это место своими
кристалльными слезами. И когда высохнут ваши слезы и молодое поколение
будет передавать из рода в род об этой страшной драме и, проходя, они
будут снимать свои шапки и преклонять обнаженные головы пред мучениками,
и будут слать проклятия палачам.
Письмо из Ивановки в газету «Амурская правда», 1920 год
Незабываемая дата
По приблизительному подсчету, сделанному самими
Ивановнами, в огне в то время у них погибло около 130000 пудов разного
хлеба, из них одной только пшеницы около 58 тыс. пудов и овса свыше 57
тыс. пудов. 418 различных строений (домов, амбаров и прочего),
принадлежавших каждому крестьянину в частности, и кроме того — школа,
здание кредитного банка, сельское управление, две лавки общества
потребителей, и прекрасно оборудованная сельскохозяйственная мастерская,
исчисляющая в несколько десятков тысяч золотых рублей, бесчисленное
количество разного рода сельхозинвентаря (молотилки, жнейки, плуги,
косилки) и прочая, и прочая.
Но, кроме этого, было убито и сожжено в огне около 300 человек мужчин,
женщин и детей. Среди последних были дети в возрасте до полгода, а среди
мужчин насчитали убитыми 39 стариков в возрасте свыше 60 лет, причем
одному из них было 96 лег. Таким образом, около 200 семей лишились своих
работников и 1000 детей остались без отцов или матерей, а многие совсем
круглыми сиротами.
В газете "Амурское эхо" 29 марта социал-демократ Н.Чиликин писал: «Мы
смело можем сказать, что мера, примененная к жителям Ивановки, привела к
тому, что крестьяне, наконец то, почувствовали на себе, грубо выражаясь,
узду».
В связи с прошедшим на днях в областном народном собрании оглашен на
днях наказ, данный Ивановским сельским обществом своим уполномоченным, в
котором они описывают безысходную нужду, постигшую их в результате всего
пережитого за последние годы в связи с разгромом их села три года назад.
Они обратились к более хлебным селениям с просьбой отпустить
взаимообразно под круговую поруку зерна. Но такие селения, как Тамбовка,
Чуевка, Лазаревка, Козьмодемьяновка и другие отказали, говоря, что лучше
сожжем, но не дадим.
Вот к чему приводит прищепенско-чиликинская «мера», когда самое
богатейшее село области превращается в село нищих, стоящих на пороге
голода людей и собирающихся, закрывши глаза, бежать куда попало.
«Амурская правда» от 22 марта 1922 года
Поклонись сожжённому
селу
(Краткое описание дня
трагедии Ивановки из музейных документов "Амурец" №10
за 20 марта 2009 года)
22 марта 1919 года,
суббота, 11 часов утра, тихий солнечный день. В церкви много народа,
спокойно ведет службу священник Платон Мышкин. Над молящейся толпой
ровно гудит голос-притча Георгия Паргачевского.
Вдруг с северо-западной части села, со стороны сел Дмитриевка, Березовка
и Луговое раздались оглушительные пушечные выстрелы. Над Ивановкой
разорвался снаряд, один за другим повторились выстрелы. В селе рвутся
снаряды, от которых со свистом и визгом во все стороны летит картечь. От
снарядов загораются дома, падают убитые люди и все живое. От
неожиданности в церкви началась паника, поднялся крик.
Это прибыл из Благовещенска японский батальон. В 1,5 км. от Ивановки он
начал артиллерийскую подготовку шахматным порядком: японцы выполняли
приказ командующего японскими войсками в Приамурье генерал-майора Ямады.
Японские отряды цепью охватили село с северной, западной и восточной
стороны. Началось что-то непонятое, кошмарное: домашний скот мечется во
все стороны. Спасая свою жизнь, люди бегут на юг села и куда попало:
смерть, слезы людей, лай собак и рев животных - все перемешалось.
Наконец бомбардировка, продолжающаяся в течение двух часов, закончилась.
Начинается наступление на село.
Многим ивановцам в суматохе удается чудом скрыться, и в селе остаются в
основном женщины и старики.
Заняв мирное село каратели старательно и спокойно, не торопясь
обкладывают дома, постройки соломой и зажигают их. Люди задыхаются от
дыма и куда бы они ни бежали, всюду попадают на цепь интервентов и тут
же погибают.
С разных концов в центр села интервенты сгоняют оставшихся в живых
мужчин, выстраивают их группами по 30-40 человек и расстреливают из трех
пулеметов. Кто не хочет идти добровольно, тех убивают на месте, многие
сгорают в пожарищах.
Центр Ивановки превратился в общую огневую пасть, в бушующее пламя,
пожирающее все живое и мертвое без разбора.
Японцы толпами гонят людей за село на открытую местность Эта небольшая
площадка превращается в «лобное место».
На этой площади людей выстраивают в два ряда и приказывают стать на
колени, напротив заранее установленных пулеметов. Раздается команда,
зловеще трещит пулемет, свистят пули и невинные жертвы падают на влажную
землю. . Пулеметы в два приема положили на землю 254 человека. Пехотинцы
проходят вдоль поваленных пулями жертв и прокалывают труп за трупом.
Земля смешалась с морем крови людской.Эта гнусная работа выполнялась
палачами «на совесть». На второй день с трудом удалось обнаружить только
одного случайно оставшегося в живых человека с простреленным плечом и
проколотой шеей. Это был Гаврилко - местный ивановский крестьянин.
А другая часть карательного отряда в это же время шарит по домам,
копается в сундуках, забирает деньги и все ценное.
Некоторые старики откупают свои жизни за довольно крупные суммы, но,
получив выкуп, палачи не щадят их - тут же расстреливают.
Только к вечеру в пламени и дыму оставили каратели Ивановку. Выглядело
село ужасно. Улицы покрылись разбросанными трупами убитых людей и
животных. Позы трупов были разные: с распростертыми руками, бегущее
положение, просто обгоревшие головешки. У многих трупов одичавшие,
бездомные свиньи повыедали животы и растаскивали по улицам внутренности.
У большинства трупов открытые глаза, которые как бы спрашивали -аза что?
Убирать трупы некому.
Дым от горевшего и тлевшего хлеба, остатков построек застлал все село, и
уже в нескольких метрах ничего не было видно.
Два дня над селом висело густое черное облако дыма, которое было видно
окрестным селам в радиусе 20-25 км.
Не было видно солнца в течение недели. Всюду слышны были стоны, рыдания
женщин и детей, оплакивающих убитых членов семьи и опустевшие усадьбы. В
таком состоянии находилась Ивановка в течение нескольких дней.
Постепенно люди успокаиваются, приходят в себя, постепенно сходится в
Ивановку разбежавшийся народ - собирают окровавленную землю, разыскивают
останки родственников, обрабатывают трупы.
А многие, обезумев, еще продолжают бесцельно бродить по улицам Ивановки,
или бегут на заимки, в соседние села. И это уже после того, как в
Ивановке не осталось ни одного японского солдата, а в самом селе
наступила мертвая тишина.
(*Амурец*, 21 марта 1992 года. Печатается в сокращении.)
Полоса подготовлена
Валентиной КОНДРАТЮК
по материалам, предоставленным научным сотрудником Ивановского музея
Натальей Григорьевной АДАМЕНКО
Память в веках и поколениях
|
