Волочаевка

Адрес подвига - Дальний восток

Эта земля густо поросла дубами. Летом, коренастые и кудрявые, они машут зелеными крыльями. Осенью алеющие молодые дубки, как
сигнальщики, выбегают прямо к дороге. А зимой дубняки шумят не облетевшими желтыми листьями. Останови машину, заглуши мотор и br> услышишь, как шумят они, словно ведут негромкий разговор о былом...
— Вот здесь все было опутано колючкой, изрыто траншеями и пулеметными гнездами. Вон там наступал Особый Амурский полк, а тут -
наш шестой стрелковый. Зима была суровой. Трое суток мы лежали в снежных окопах на сорокаградусном морозе, плохо одетые, без воды и
почти без пищи...
Мы едем в Волочаевку. В машине со мной пожилой, но очень подвижный и словоохотливый Александр Лукич Анойкин, самый молодой участник боя, бывший командир отделения.
— Александр Лукич, а вы видели Блюхера?
— Как же! Я видел командарма на параде перед боем. Потом он проезжал по цепям на коне. Он называл нас красными орлами!..
Это был последний этап гражданской войны. Осенью 1921 года, когда уже почти над всей страной развевалось красное знамя, в Приморье, за
спиной японских интервентов, сформировалась белогвардейская армия генерала Молчанова. Темной ноябрьской ночью она па-пала на наши
заставы у реки Уссури и пошла на Хабаровск. «Завтракаем на Волочаевке, обедаем на Ине, а ужинать будем в Чите», - хвастались белые. Замышлялся новый крестовый поход на Москву.
Народно-революционная армия отступала с тяжелыми боями, оставляя одну станцию за другой. Но не удалось им «пообедать в Ине». Здесь враг был остановлен и отброшен назад, к Волочаевке. Одиноко возвышающаяся над равниной сопка Июнь-Кораиь, что в переводе с нанайского значит Большая гора, и ее окрестности в обе стороны от Транссибирской дороги спешно укреплялись. Белогвардейские газеты кричали: «Мы создали дальневосточный Верден! Красным не пройти!»
В начале 1922 года на фронт прибыл командарм Блюхер. Партия посылала его на самые ответственные участки гражданской войны.
— 10 февраля в 11 часов 30 минут грянули дальнобойные орудия нашего бронепоезда", и мы пошли в наступление под шквальным огнем
противника. То там, то тут падали бойцы. Мы сами перевязывали товарищей. Кровь застывала на ранах... Так продолжалось дна дня. На
третий день под липнем нуль, под разрывами снарядов мы кинулись вперед с криком: «Бей золотопогонников!» Срывали шинели и полушубки, бросали на оплетенные колючкой колья, перескакивали, падали, вновь подымались и бежали. Рубили заграждения врага шашками, рвали прикладами и руками. И вот, достигнув окопов врага, бросились в штыковой бои.
12 февраля над Июнь-Корань взвился красный флаг. «Как взятием Перекопа был нанесен сокрушительный удар врангелевщине па юге, так и
под Волочаевкой был нанесен окончательный решающий удар белогвардейщине и японской интервенции на Дальнем Востоке», — писал
Блюхер, награжденный за эту операцию четвертым орденом Красного Знамени.
И вот мы стоим на вершине Июнь-Корань, рядом с воплощенной в камне огромной фигурой красногвардейца. Перед нами необозримая заснеженная равнина с перелесками и гривами кустарника. Стучат и стучат колесами поезда, бегущие к океану - во Владивосток и порт Ванино, везут грузы для Приморья. Сахалина, Колымы и Чукотки. И пассажиры сейчас прильнули к окнам, разглядывая близкую сердцу народному Волочаевскую сопку.
По словам Александра Лукича, дубняка здесь в то время не было, а рос лишь невысокий кустарник.
— Существует предание, что всюду, где пролилась хоть капля крови наших бойцов, выросли дубки, — сказал он.

Отгремели волочаевские дни. Красноармеец Анойкнн вернулся в родную приамурскую деревню, и его, как он выразился, запрягли в сельсовет. А потом работал Александр Лукич на кооперативной мельнице и в кредитном товариществе, был первым председателем колхоза, инструктором райкома профсоюза и садоводом, директорствовал в физиотерапевтическом институте и учился в комвузе. Ему и сейчас, в семьдесят лет, не сидится. Александр Лукич — внештатный инструктор Хабаровского горисполкома.

Все эти годы была у него и еще одна добровольная должность — хранителя памяти тех дней. Каждый год, и не единожды, взбирается он
со школьниками и туристами на вершину Июиь-Корани.

— Приедешь летом, — рассказывает Александр Лукич,— ребятишки мои рассеются по дубнячку, играют. А я сижу здесь вот, гляжу па братскую могилу, и в душе шевелится что-то. Смотришь, смотришь — придумаешь стихи...
«Спите, красные орлы», — запомнилась мне одна его строка.
В Хабаровской секции ветеранов гражданской войны состоят несколько десятков участников Волочаевского боя. Откликаются на письма,
приезжают в гости «красные орлы» и из других городов и сел страны. Июнь-Корань вошла в судьбы людей, как бы приподняла и позвала их на новые ратные и трудовые подвиги.
В 1928 году на средства, собранные комсомолом, на вершине сопки, у братской могилы, было построено здание музея и воздвигнут памятник.
Но то была трудная пора, в поселке не было помещения для школы, и временно ее разместили в музее. Многие из волочаевцев учились на
вершине сопки. На переменах ребята выковыривали нули из стволов деревьев и делали из них наконечники для стрел. До сих пор в
перелесках натыкаются на остатки колючей проволоки и пулеметные ленты, а в огородах волочаевцы находят снаряды и шрапнель, японские
штыки и патроны.

Любят местные жители сопку и гордятся ею. И вот что интересно: со дня боев тут не срубили, не сломали ни одного дубка, ни одной березки.
Осенью школьники сгребают палые листья. Здесь разбивают палаточные городки «красные следопыты» Дальнего Востока, звучат песни
приамурских партизан.
Много знатных людей дала стране Волочаевка. По прежде всего надо рассказать о тех, чье имя носит поселок.

Макар Волочаев, безземельный иногородний из кубанской станицы Ивановки, побывал тут некогда ходоком, присмотрел место под сопкой, а
потом уже, когда строился Амурский мост, перевез на конях вею свою большую семью - пятерых сыновей с невестками и пятерых дочерей.
Тогда здесь кругом были лишь болота и перелески. Макар поставил шалаш и начал корчевать лес и пахать землю. Потом к его шалашу пристроились другие, выросли бревенчатые дома. И однажды па сельском сходе решено было назвать новоявленную деревеньку но фамилии первопоселенца Макара. Тут его и схоронили. В этой дубравной земле лежит и сын Макара -Яков. Представителен каких только профессий нет в этом большом л ветвистом роду. Сын Якова Федор — кандидат геологических паук, участник Отечественной войны. Бывший парашютист Василий пишет докторскую диссертацию. Иван — финансовый работник. Вера — инженер. Самый молодой из Волочаевых — Гарий — работает в Хабаровске шофером... Крепко переплелась судьба землепашца Макара Волочаева с судьбой страны, много внуков и правнуков у него в Приамурье и на Сахалине, в Москве, на Кубани, в Киргизии и на Камчатке.
Есть в Волочасвке и род Костялов. Григорий Васильевич— участник Волочаевского боя - сейчас уже на пенсии, а его сыновья и внуки пашут
землю и строят дома. Все знают и братьев Власовых, которые были мальчишками, когда шел бой. Сергей Андреевич Власов. летчик-истребитель, в годы Отечественной войны сбивший семь немецких самолетов, долгие годы был председателем Волочаевского сельсовета...

Не узнать сейчас Волочаевки. В последние годы здесь появились двухэтажные дома и даже целые поселки— усадьбы Волочаевского
овоще-молочного совхоза и птицефабрики. В четыре раза по сравнению с двадцатыми годами выросло население поселка, а народу все прибывает. Вот и сейчас тут готовят дома для переселенцев из Горьковской области.

На станции я увидел здание нового мемориального вокзала. Его стены украшены мозаичными панно художника Н. П. Долбилкина. Смотрят людям в глаза командармы и комиссары гражданской войны Лазо и Блюхер, Постышев и Серышев, бойцы Народно-революционной армии и приамурские партизаны.

Предзакатное солнце окрасило небо алым цветом, когда мы уезжали из Волочаевки. Дубы шумели нам вслед резными листьями. Они держатся на дереве до самой весны, до мая, когда их, как часовых на посту,сменяет упругая и крепкая молодая листва.

В Хабаровске я познакомился еще с одним участником боев с белогвардейцами — полковником в отставке Кузьмой Денисовичем Гусевым.
Крупный крепкий человек этот с ершистой седой головой охотно согласился поехать со мной во Владивосток по следам дивизий, шедших
на юг, чтобы с боем взять Приморье-последний оплот белой армии.
— Мост был взорван, и мы шли через Амур по льду пешком, — рассказывал Кузьма Денисович. — Как сейчас помню эти сопочки. Здесь мы наступали.
Про Волочаевку-то народ знает. А сколько после нее еще погибло людей! Такие бои были!
Народно-революционная армия стремительно наступала. Опасаясь окружения и полного разгрома в Хабаровске, войска генерала Молчанова
оставили город без боя, не успев вывезти боеприпасы и золото. В февральскую стужу плыли по холмистым истерзанным улицам красные знамена.

Пять лет бились рабочие и крестьяне Дальнего Востока за родную землю, за власть Советов. В музее Краснознаменного Дальневосточного военного округа я видел снимки той трудной для края поры: Хабаровск после артобстрела интервентами в 1920 году. Ряды трупов у «вагона смерти». Высокие трубы английского крейсера «Суффолк», бросившего якорь на рейде Владивостока. Японский броненосец «Хизеи». Строй американской пехоты во Владивостоке, высадка японского десанта. Как стая воронья, набросились на нашу землю интервенты разных мастей, рвали ее на куски, жгли деревни, убивали лучших сынов народа.
Я вглядывался в лица первых руководителей дальневосточных Советов. Простые рабочие парни в косоворотках и кепках, интеллигенты в пенсне, военные в мундирах— все они погибли от рук белогвардейских палачей и интервентов.
Ф. Мухин, первый председатель Благовещенского городского Совета — казнен в мае 1918 года.
Л. Герасимов, первый председатель Хабаровского Совета — расстрелян осенью 1918 года.
К- Суханов, председатель Владивостокского Совета— убит 18 ноября 1918 года.
С. Щепетнов, комиссар просвещения Дальневосточного краевого исполкома — после пыток живым брошен в прорубь на Амуре.
С. Лазо, активный участник борьбы за Советы в Сибири и на Дальнем Востоке, командующий Забайкальским фронтом, член подпольного
Дальневосточного комитета партии — в ночь на 20 апреля 1920 года вместе с боевыми товарищами А. Луцким и В. Сибирцевым сожжен японцами и белогвардейцами в топке паровоза.
Этот список можно продолжить. Он велик.
Отстаивая свое существование, Советская республика не могла выделить на первых порах крупных сил для обороны Дальнего Востока. И именно его территория стала первым объектом интервенции империалистов. Ни на одной окраине страны не было столько войск интервентов, как здесь, нигде они не задерживались так долго.
Вооруженные силы Дальнего Востока вели ожесточенную борьбу с белогвардейцами и интервентами. Здесь прошли боевую школу многие
замечательные военачальники: помимо широко известных имен — В. Блюхера, С. Лазо, П. Постышева я назову еще такие имена: И. Шевчук,
кавалер четырех георгиевских крестов и многих орденов Советского Союза, командир отряда в гражданскую и командир дивизии в
Отечественную войну. Матэ Залка — командир интернационального отряда в Забайкалье и Сибири, а затем командир интернациональной бригады в Испании.

Сейчас те здания, что помнят артобстрелы интервентов и белогвардейцев, потерялись па тенистых улочках города, разросшегося с той поры раз в двадцать, развернувшегося по-над Амуром на добрые полсотни километров. Но город помнит о тех лютых днях. Вот красное кирпичное здание бывшего кадетского корпуса, где размещалась школа младших командиров 2-й Приамурской дивизии, в которой учился
крестьянский сын Кузьма Гусев. Вот завод «Дальдизель», где создавал свой отряд партизанский вожак кузнец Д. Бойко-Павлов. Над Амуром — строгая стрела памятника героям гражданской войны. Обелиск у оврага, где были расстреляны партизаны. Площадь Блюхера, улицы Серышева, Постышева, Лазо... Дальневосточная земля освящена кровью героев, защищавших ее до последнего патрона. Об этом напоминают названия городов и поселков, застав и пароходов. Об этом говорят обелиски у дороги...
— Отдыхать нам после Волочаевки некогда было. Мимо Хабаровска на привал в Имане и в казарму во Владивостоке! — такой был у нас лозунг, — продолжал свой рассказ Кузьма Денисович, когда мы выехали на шоссе Хабаровск—Владивосток. Среди частей наступающей армии была и его школа — двести сорок активных штыков.

Мы ехали по долинам и по взгорьям, по автотрассе длиной около восьмисот километров, по уссурийской тайге. Вот осталась позади сопка
Два Брата, названная так в честь безвестных братьев-партизан .Промелькнули трубы Хорского гидролизного завода. Поплыли заросшие
деревьями улочки Вяземского — городка, который хорошо помнит героя Отечественной войны Константина Заслонова, работавшего тут в
железнодорожном депо.
Слева желтели и краснели лесами предгорья Сихотэ-Алиня, справа, где-то недалеко, петляла пограничная река Уссури. А вдоль нее
тянулась цепочка сел — бывших казачьих станиц, основанных забайкальскими казаками во времена амурских сплавов.

Мы заехали в одно из таких сел — Васильевку. У слияния рек Бикин и Уссури в узкой долине среди крутых сопок вольготно разбросано было
десятка три рубленых домов. Миролюбиво лаяли псы. Пышно цвели подсолнухи. Здесь расположено отделение совхоза, есть ферма крупного
рогатого скота. Испокон веков живут тут люди казачьего роду.

С одним из них — фельдшером Кудриным, — я познакомился. Прадед его приплыл сюда на плоту с Шилки-реки, дед разрабатывал тут поля, отец партизанил, защищай их От интервентов. А сам Анатолий, пройдя все фронты Отечественной войны и пол-Европы, весь израненный, вернувшись, тут и осел.
— И не тянет отсюда?
— Так то ж отцовщина, — коротко ответил он.
— Что? — не понял я.
— Ну, отцовская земля...

У поворота с трассы па лесную дорогу стоял с мопедом дед, проживший на таежной пасеке, как он выразился, двадцать лет без перекура.
Прогорев в этом году с медосбором из-за плохого взятка, он поливал свое начальство за то, что оно заставляет его подкармливать пчел по
инструкции: килограмм сахара на семью.
— Да почему килограмм? Может, и надо всего грамм... внимания человеческого! — кипятился дед. Он крепко надеялся на будущий год, на
рясное цветение липы и великий взяток, бил себя в грудь, что будет так. Судя по всему, был этот дед крупным оптимистом.

В свое время в Васильевке кипел бой — один из последних боев гражданской войны на нашей земле, равный по силе Волочаевской битве.
По всем окрестным сопкам были разбросаны могилы. Но вот местные власти с помощью юных следопытов разыскали стершиеся курганчики.
Торжественно, на лафете, похоронили красных героев, положили на братскую могилу огромную базальтовую глыбу, поставили памятник.

Я застал у могилы приехавших сюда солдат-пограничников, которые подкрашивали ограду, рыхлили землю, посыпали песком дорожки. Земля вокруг памятника была тщательно ухожена заботливыми руками, обсажена елями, украшена клумбами цветов. На самом краю нашей страны стоял он, как символ чистой сыновней любви.

Кузьма Денисович вспоминал:
После разгрома в Волочаевке, откатываясь со своими войсками на юго-запад, белогвардейский генерал Молчанов искал выгодные для
обороны позиции и нашел их в районе поселка Васильевский. На станции Бикин генерал оставил три бронепоезда с пехотными десантами и
конницу. Таким образом, части НРА не могли пройти на юг ни по берегу Уссури, ни по линии железной дороги. Все сопки тут были изрыты
окопами, опутаны колючей проволокой.
Белогвардейскую твердыню с марша атаковали полки Забайкальской группы, которой командовал Н. Д. Томин. Бойцы прорвали в нескольких местах первую линию проволочных заграждений, но, понеся большие потери от ружейно-пулеметного огня противника, вынуждены были залечь.
Но на следующий день рано утром вновь пошли на штурм. Тяжелые кровопролитные бои вели Особый Амурский, 2-й стрелковый и
Тропцко-Савский кавалерийский полки. Велик был наступательный порыв красных бойцов, отвоевывавших последние пяди русской земли. Гремело мощное «ура», место павших командиров занимали рядовые бойцы-большевики. И вот, прорвав последнюю линию заграждений, красные орлы настигли врага в окопах.
— Если Волочаевка была ключом к Хабаровску, то Бикино-Васильевский плацдарм — ключ к Приморью,— говорит Кузьма Денисович.

Из поселка доносилось петушье пенье. Стрекотали цикады. Плавно нес свои воды Бикин к широкой глади Уссури. Зеленела, благоухала земля. Мы ехали по дороге на Бикин — городок на Транссибирской магистрали. Во время боевой юности Гусева была тут станица Бикинская, основанная оренбургскими казаками.

Долог был их путь с Урала до Одессы, затем на пароходе до Владивостока, а уж оттуда на товарном поезде и баржах — до облюбованного ходоками места, где они рубили бревенчатые дома из кедра и закладывали нивы. Теперь здесь живет более двадцати тысяч человек. Есть лесозавод, который выпускает пиломатериалы, паркет и мебель. А помимо этого строятся табачная фабрика и фабрики верхнего
трикотажа и детской игрушки.
С первых лет Советской власти на Дальнем Востоке идет упорная, поистине титаническая работа по освоению природных богатств. Преображается земля, растут города и села. Именно с Дальним Востоком связана ярчайшая страница индустриализации страны, грандиозное
движение молодежи на восток. В тридцатые годы, преодолевая неимоверные трудности, советские люди строили шахты и рудники, воздвигали заводы в дремучей тайге, тянули дороги через топи, закладывали индустриальные центры. Если за всю историю до 1917 года
на Дальнем Востоке образовалось тринадцать городов, то в наше время — сорок пять. Это — изумивший, мир подвигом первостроителей город юности Комсомольск-на-Амуре, ныне превратившийся в крупный индустриальный центр. Это — город на вечной мерзлоте — столица золотодобытчиков Магадан. Это — первоклассные порты Находка и Ванино, известные всему свету, центр легкой промышленности Биробиджан и дальневосточная кочегарка — Райчихинск. На севере острова Сахалина поднялись этажи города нефтяников Охи, среди белого безмолвия Якутии, как в сказке, вырос город добытчиков алмазов — Мирный.

Мне приходилось бывать во всех этих городах. Я ощущал мощное дыхание их индустрии, видел, как спускались на воду гигантские корабли и
рождались комбайны. А здесь, в Бикине и других так называемых малых городах, я увидел явление, характерное для девятой пятилетки Дальнего Востока, — создание центров легкой промышленности. В соответствии с решениями XXIV съезда партии, наряду с наращиванием экономического потенциала, создаются условия для дальнейшего прироста населения, закрепления кадров, ускоренными темпами растут предприятия легкой и пищевой промышленности, строятся жилые дома, здания культурно-бытового назначения.

Об этом говорили мы с первым секретарем Бикинского горкома партии Евтушенко, родившимся в приамурском селе Ивановке, что в свое время была дотла сожжена интервентами. Человек этот влюблен в свой край, хорошо знает его историю, собирает краеведческую литературу.

Петр Александрович рассказал, что население в Бикине стабильное, семьи большие, ветвистые. Люди работают бок о бок десятилетиями,
хорошо знают друг друга. Бикинцам свойственно уважение к старшим, взаимопомощь, фамильная честь. Горе тому, кого покритикует местная
газета: стыда не оберется от родственников.

Евтушенко познакомил меня с 76-летним А. П. Бондарцом. Участник боев за Волочаевку и Бикин, он возглавляет тут секцию ветеранов
гражданской войны. Целая династия Бондарцев работает на разных предприятиях города. У Андрея Пантелеймоновича — два сына и дочь,
тринадцать внуков, пять правнуков.
В местном музее я увидел самодельную зажигалку и дюралевый портсигар, из которого, согласно надписи, хозяин его, капитан П. Н. Пименов, выкурил за годы войны 95,85 килограмма махорки. Преподаватель истории, он до последнего вздоха работал, писал стихи, увлекательно рассказывал ребятам о воине, о своей части, оборонявшей Сталинград.
Семья Козловых из поколения в поколение тяготеет к садоводству. Василий Козлов в свое время дважды побывал у Мичурина, привозил сюда саженцы с Алтая.
Скрещивая культурные сорта с местными дикими, положил начало садоводству в Бикине. Я побывал в саду Константина Козлова,
продолжающего дело отца. Ветви яблонь и груш гнулись под тяжестью румяных плодов, гроздьями унизавших ветви. На некоторых деревьях
уживалось по пять сортов.

Седой, голубоглазый, ходил он, опираясь на палочку, как всесильный кудесник, по заботливо ухоженному саду, подробно рассказывал о каждом дереве, делился своей заветной мечтой найти в тайге новую, еще неведомую людям, грушу.

— Много радостей от сада мне, много и огорчений,—говорил он. — Но кто упорно трудится, тот своего добьется. Где будут русские люди, там будут и сады.

Одни украшают эту землю садами, другие — городами. В этом я убедился, когда, преодолев перевал, разделяющий Хабаровский и Приморский края, машина спустилась в просторную долину, окаймленную по горизонту синими сопками, и я увидел Лучегорск — город будущего.
Учитель И. П. Четверик, старожил этих мест, рассказывал, что раньше Лучегорский район был чисто сельскохозяйственный, таежно-промысловый. Природа наделила сей уголок земли и девственными лесами, богатыми зверьем и птицей, и многоводной рыбной рекой. Однако в последние годы экономический профиль района стал изменяться. Геологи установили, что вся его территория пронизана пластами угля. Сейчас строится мощный карьер, в котором будет добываться более восьми миллионов тонн угля в год. На его базе сооружается крупнейшая на Дальнем Востоке тепловая электростанция, ток которой вольется в энергетическое кольцо Дальнего Востока.

Подъезжая к Лучегорску, издали замечаешь остовы производственных корпусов, эстакады, вереницы самосвалов, серебристые мачты линий
электропередач, расходящиеся во все стороны. И чем ближе, тем величественнее становится вид Всесоюзной ударной комсомольской стройки — Приморской ГРЭС. На фоне остроконечных лесистых сопок белеют и розовеют многоэтажные, многооконные дома - чудо-городок в царстве тайги.

Это дивное диво сотворено на болоте, поросшем голубикой. Пришлось перевернуть горы грунта, чтобы заложить фундаменты под дома. А они растут необычайно быстро.
— Вот, что ни дом — то целая деревня, — показал Иван Павлович на новые стоквартирные дома.

И мне вдруг припомнилась другая дальневосточная стройка — «Зеягэсстрой», где перекрыли бурную реку, приносившую много бед земледельцам. Припомнилось, как в лютую стужу у Зейских ворот, казавшихся неприступными, начиналась стройка. Как бесстрашный
монтажник-верхолаз Кулаченко забирался на такие кручи, куда ни единая живая душа еще не забиралась. Привез он в Зею целую бригаду: вместе с ним работали сын, жена, дочь и зять. Только что спустившись с высоты, еще в страховом поясе, Михаил Павлович, человек по-сибирски обстоятельный, неторопливо роняя слова, рассказывал:
— Скворцов-то своих в Ангарск привез ползунками, в Братске они у меня школьниками были, а здесь вот поженились.
Много палаток и землянок видывал Михаил Павлович на своем веку строителя, но, закончив Зейскую ГЭС, собирался поехать строить еще и
самую большую в мире Ленскую гидроэлектростанцию. Однако, когда я недавно вновь побывал в Зее, уже не нашел там Кулаченко-старшего. Столько раз рисковавший жизнью над пропастями, не уберегся он от болезни. Остался лежать в шумливом березнячке у Зейских ворот. Досталась Ленская ГЭС «скворцам», что через всю страну, все дальше на восток и на север, тянут гирлянду электрических огней...

...Трепетали пеленки на ветру, как птицы. А птицы мелькали вдали, собираясь в стаи. Мы шли по будущему городку, битком набитому
детворой, играющей в еще необорудованных дворах и созерцающей мир из голубых колясок.

Строители Лучегорска горячо любят свои поселок, стараются побыстрее придать ему городской вид. Связисты отыскали в хребтах точку для
установки ретранслятора и ездят туда па недельное дежурство. Благодаря стараниям группы энтузиастов Лучегорск и окрестные поселки
и села смотрят телепередачи.

Бывший фронтовик-десантник и страстный краевед Иван Павлович Четверик все свободное время отдает поискам новых материалов по истории борьбы за Советскую власть на Дальнем Востоке.

Помнит топот лихих эскадронов эта земля, дерзкие налеты на станции, занятые японскими и белогвардейскими гарнизонами. Ночные взрывы сотрясали землю, летели под откос поезда, зимними ночами исчезали закутанные в шубы часовые интервентов. Это — край партизанской славы.
К октябрю 1922 года численность партизанских отрядов Приморья достигла 3900 человек. Одним из командиров их был А. Флегонтов, бывший учитель из уссурийской станицы, позже, в годы Отечественной войны, ставший организатором партизанского движения в Белоруссии. Много славных дел на счету дальневосточных партизан. Только во второй половине 1922 года они совершили десятки крупных налетов на железную дорогу, пустили под откос восемь товарных поездов и два бронепоезда, истребили тысячи солдат и офицеров противника. Старожилы помнят и партизана Сашу Булыгу, которого наша страна знает как писателя Александра Фадеева.

Возглавляемый Иваном Павловичем районный отряд красных следопытов написал письма в сельсоветы, выявил участников партизанского
движения, совершил десятки походов по местам партизанских боев. Проследив боевой путь легендарного партизанского отряда, который
возглавлял красный казак Гавриил Шевченко, следопыты собрали массу интереснейших рассказов о дальневосточном Чапае, как звали казака, и о партизанской разведчице Клаше и написали пьесу. В каждом из сел, где побывали следопыты, они установили стенды, рассказывающие о проходивших здесь боях и их героях, подготовили альбомы. К школьникам присоединились убеленные сединами ветераны, сельские интеллигенты. Задумано поставить в юном городке памятник красным героям.

За Лучегорском проехали поворот на Нижнюю Михайловку — заставу имени Героя Советского Союза Ивана Стрельникова. Проскочили большое село Пожарское, названное так по фамилии героя хасанских событий— комиссара Пожарского.
Впереди — город Дальнереченск с развивающейся деревообрабатывающей промышленностью. Здесь живут потомственные охотники, звероловы и женьшенщики.

Дальнереченск — небольшой городок с тридцатитысячным населением, деревянными домиками, садиками и огородами, среди которых островами возвышаются строящиеся многоэтажные дома. Его окружают села, где живут землепашцы, охотники и звероловы.

Три реки обнимают город — до Уссури рукой подать, рядом — Большая Уссурка и Малиновка. Окружает город тайга — кедровые гривы и дубовые релки, рощи ясеня и бархата, липы и груши, сплошь перевитые лианами и виноградом, - заросшие высокотравьем, богатые всяким зверем и птицей — от тигра и медведя до кабана и изюбра, фазана и глухаря.
Он весь пропах деревом — город Дальнереченск. И люди, которые здесь живут, это — наследники исконного русского мастерства, бондари,
столяры, краснодеревщики.

Горами розоватых кедровых бочек радует глаз бондарный завод, рассылающий свои изделия по далеким туманным морям, по островам и
побережьям Дальнего Востока. Много лет руководит бондарным производством большой специалист этого дела Роман Иванович Пельменев.
Роман Иванович — потомственный дальневосточник, и память его хранит немало преданий и историй, отражающих величие и многотрудность подвига нашего народа, открывшего и освоившего пустынные и дикие земли на северо-востоке Азии. Вот одна из историй:

В забайкальской станице вышли на круг казаки. «Кто поплывет Амур-реку заселять, как государь указал?» Кинули жребий. И те, кто вытащили себе из шапки судьбу — «плыть», разобрали свои хаты, сколотили и связали плоты, жернов поставили, чтоб муку молоть на ходу. Сохранив в себе речь той поры, так и сказал Роман Иванович: «Мой дед на жерновах сюда приплыл».

Разноголосым веселым звонким хором звуков, приятнейшими хвойными и смоляными терпкими запахами встретили нас бондарные цехи.
Производство это, тогда еще ручное, сложилось здесь с 1937 года. О том времени, когда инструментом были наструг и криулька, бородок и
шмыга, помнят лишь старые бондари. Сейчас бочку от начала до конца делают станки и прессы. Они и строгают, и фугуют, и гнут. Женщины-работницы набирают в кольцо клепку и, на ходу постукивая и выравнивая, откатывают нежно-розоватые остовы к пропарочному барабану. Потом их загибают по краям и обжигают, чтобы снять напряжение в древесине. Механический ударник подгоняет донья, а пресс
десятью стальными пальцами насаживает обручи. Остается задуть внутрь струю паров парафина и канифоли — и бочка готова. Звонкая, как бубен, прыгучая, как мяч. Годная под рыбу и под мед, под масло, под сметану, под капусту и огурцы. Незаменимый в каждом доме и в каждом человеческом поселенье сосуд — бочка. Недаром в народе нашем фамилий, происходящих от корня Бондарь, не меньше, чем Ивановых. Сколько их — Бондаревых и Бондаренко, Бондарчук и Бондарцов!

Па востоке синеют цепи хребта Сихотэ-Алиня, на западе — голубая ширь большого озера Ханка. Между ними — сорок километров. Вот в этом месте, у ворот в Южное Приморье, и разгорелись последние бои гражданской войны.

Учитывая важное положение Спасска для обороны Приморья и охраны своих коммуникаций от партизан, интервенты создали здесь сильно укрепленный район. Город окружали семь фортов долговременного типа, построенных на сопках, господствующих над равниной. Они соединялись глубокими окопами и блиндажами, прикрытыми многорядными проволочными заграждениями. Все подходы к укреплениям были заранее пристреляны, и при необходимости артиллерийский и пулеметный огонь всех фортов мог быть сосредоточен на любом участке. Оставляя Спасск, интервенты передали укреп-район так называемой «Земской рати», как стала именоваться белогвардейская армия, возглавляемая ярым монархистом воеводой Дитерихсом. Спасск обороняла Поволжская группа из трех полков под командованием генерала Молчанова.

Главнокомандующим Народно-революционной армией Дальневосточной республики был в ту пору двадцатисемилетний И. П. Уборевич,
сражавшийся почти на всех фронтах гражданской войны и прошедший путь от командира полка до командарма. Для штурма спасских укреплений войска ударной группы были разделены на две колонны, одну из них возглавлял командир 2-й Приамурской дивизии Я- 3. Покус, вторую — кавалер четырех орденов Красного Знамени С. С. Вострецов. В штурме участвовали также отдельная Дальневосточная кавалерийская бригада и партизанские отряды, в том числе — Шевченко, о котором рассказывали нам в Лучегорске.

Ранним утром 8 сентября 1922 года войска НРА пошли на штурм. 6-й Хабаровский полк сбил передовые подразделения врага и занял окраину Спасска. Раз за разом его роты шли в атаку на форт № 1, но овладеть им до вечера так и не смогли. Не пробились сквозь проволочные заграждения между вторым и третьим фортом и бойцы 5-го Амурского полка. Враг встречал штурмующие цепи картечью и ружейно-пулеметным огнем.

Тогда командование решило совершить прорыв у форта № 3. Против него сосредоточили двадцать орудий. Роты 5-го Амурского полка после
артподготовки пошли на штурм форта, но их встретил шквал огня. Десятки бойцов, многие командиры рот и батальонов погибли, не дойдя
до проволоки. Атака выдыхалась. И тогда в цепях появились комдив Вострецов и комиссар Малышев. Это воодушевило бойцов. Преодолев
колючую проволоку, они в рукопашной схватке добили врага. К полуночи форт № 3 пал. Белогвардейцы ночью трижды пытались вернуть форт. Но все их атаки разбились о стойкость амурцев.

Весть об этом успехе вызвала в частях огромный подъем. Утром 9 октября начался штурм остальных фортов. И вот 6-й Хабаровский полк
после ожесточенного боя овладел фортом № 1. Потеряв к полудню пять фортов, белогвардейцы, боясь окружения, вывели свои потрепанные части из города и сосредоточили их в районе села Монастырище, где 13 и 14 октября войска НРА и партизаны нанесли окончательное поражение врагу. В этих боях участвовали и курсанты школы младших командиров 2-й Приамурской дивизии.
Двести сорок активных штыков давно горели желанием вступить в бой, но командование берегло курсантов. И лишь в последнем бою, когда иссякли все резервы, школа во главе с командиром 70-летним М. Клоповым и комиссаром Н. Кузнецовым была брошена в бой.

— Мы только что пришли с марша и расположились на привал, как послышалась боевая тревога и был объявлен приказ: уничтожить
противника силой до двух тысяч штыков и сабель! — вспоминает мой спутник Кузьма Гусев. — К бою! В цепь! Бегом! — слышится команда, и мы подхватываем песию: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов!»

Командир первого взвода первой роты Иванов бежит впереди с развернутым знаменем в руках. Вдруг он падает под дубом, убитый
наповал. Но не падает знамя. Его подхватывает комиссар Кузнецов. Тяжело ранен комиссар. Но не падает знамя. Его берет в свои руки
помкомвзвода Стоянкин. Вот уже сквозь кустарник видны белогвардейские погоны и кокарды. Знамя из рук раненого знаменосца переходит в руки командира отделения Олейникова, а когда и его ранило — в руки подбежавшего Гусева. Так от одного к другому переходило боевое знамя, ни разу не упав па землю. Оно все время реяло над цепью, звало вперед...

Пять часов сдерживали курсанты натиск в десять раз превосходящих сил врага. Из двухсот сорока в живых осталось шестьдесят семь. Все они, в том числе и Кузьма Денисович, были награждены орденом Красного Знамени. Самым старшим из них было в ту пору по двадцать.

Это были последние выстрелы последнего боя гражданской войны на советской земле.
Тряская повозка увозила раненого курсанта Гусева с поля боя, а Народно-революционная армия, уже без выстрелов, стремительно шла на
юг.

И вот славный путь героев красного фронта, начатый у сопки Июнь-Корань, завершился на Тихом океане.
«25 октября — день нашего вступления во Владивосток— является историческим днем для всего русского-го народа, — писал главком
Уборевич. — Занятием Владивостока к концу пятого года Великой Октябрьской революции присоединяется к телу нашей Родины — великой
революционной России — еще одна истерзанная врагами область».
26 октября телеграф принес привет освобожденному Приморью от В. И. Ленина. А 16 ноября Президиум ВЦИК объявил Дальний Восток
нераздельной частью Советской России.
Поправившись после ранения, крестьянский сын Кузьма Гусев так и остался на всю жизнь в армии. Участвовал в Отечественной войне, был
городским военным комиссаром и ушел в отставку в звании полковника. Противник всяких домыслов и приукрашиваний, он рассказывает о прошлом по-военному скупо.

Плывут белые караваны облаков над головой. Шумят листвой дубы. Темно-зеленые рати молодых сосенок взбираются па вершину сопки, где
некогда был грозный форт № 3 «Земской рати». Перепрыгивая через обвалившиеся ходы сообщения, обходя ямы блиндажей, вспугивая диких
голубей, мы взбираемся с Кузьмой Денисовичем на вершину сопки, густо заросшей молодыми лесопосадками, разукрашенной желтыми цветами осени, алыми гроздьями лимонника, малиновыми кистями держи-корня.
Далеко видно кругом. Ветеран показывает мне бывшие форты. Вон там стояла батарея, там были проволочные заграждения, а вот там был ранен в 1920 году Александр Фадеев.

Мы вспоминали былое, а вокруг кипела жизнь. На полях шла уборка помидоров и арбузов, которыми славится Спасск. На горизонте дымили
трубы заводов, бежали к Тихому океану поезда. Спасск—город строительной индустрии. Здесь крупный цементный завод, построенный в
тридцатые годы комсомольцами. Он обеспечивает своей продукцией Приморье, Сахалин, Колыму, экспортирует цемент во многие страны.
Спасский завод железобетонных изделий работает на энергетические стройки. Есть еще шиферный завод. А в последние годы тут, как и в
Бикине, стала развиваться легкая промышленность.

Там, где штурмующие цепи красных бойцов в октябре 1922 года рвали колючую проволоку белогвардейских укреплений, поднялись корпуса завода санитарно-технической арматуры.

Недалеко от старого цементного завода возводятся корпуса нового. Как и сорок лет назад, когда строился первый завод, на станции Спасск-Дальний сходят с поездов парни и девушки, приехавшие со всех концов страны. Новоспасский цементный завод объявлен Всесоюзной
ударной комсомольской стройкой.

А на проселочной дороге привлекает внимание арка с надписью: «Добро пожаловать на стройку рисовой системы!»

В селе, утопающем в тени ив, склонившихся над каналами, я познакомился с И. Е. Криволаповым, директором расположенной тут Дальневосточной рисовой опытной станции. Иван Егорович рассказал, что в двадцатые годы, когда была основана станция, вокруг па площади сто тысяч гектаров простирались жуткие комариные болота. Сейчас пятая часть их отвоевана у природы и превращена в рисовые чеки.
Наступление на болота продолжается. Строится еще десять рисоводческих совхозов. Приморский рис уже получил известность в стране, знают его и за рубежом. Здешние хозяйства собирают с гектара до сорока центнеров риса, столько же, сколько на Кубани и Украине. Культура эта открывает совхозам путь к рентабельности и с каждым годом распространяется все шире, продвигается к северу.

Иван Егорович повез меня на рисовые плантации. Мы ехали по земле, залитой солнцем, и любовались то белесыми, то желтеющими или краснеющими тучными полями созревающего риса, кое-где склонившего колосья под тяжестью зерен, каналами, проведенными, словно по линейке, ровными дорогами, гривками леса. Плавно струились каналы, отороченные синими строчками цветка марахории, черкали воздух
небесно-голубые синички и стрекозы. Кое-где виднелись избушки и мотоциклы— по выходным дням сюда целыми семьями приезжают любители рыбалки.

Полны задумчивой тишины были эти поля, спланированные человеческими руками. Полон хозяйской государственной мудрости был хозяин полей. Иван Егорович не только создает местные сорта и агротехнику возделывания риса, но и пишет книгу о преобразователях
дальневосточной природы. «Сто агрономов» — будет называться эта книга. Она расскажет о людях, которые отдали этим болотам молодость и здоровье, о запевалах садоводства и соеводства, об их мужицкой хватке и организаторском таланте, о поэтах практики и тружениках науки.
Отличительной чертой характера дальневосточника Иван Егорович считает стойкость в борьбе со стихией, веру в свое дело, широту, дружелюбие, привязанность к своей земле.
— Кто здесь родился или прожил хотя бы десять лет — тот отсюда не уедет, это факт,— утверждал он.

«Да, да, — думал я, слушая Ивана Егоровича.— Хоть и далекий, но - сын, сын родной, не безотцовщина — этот край. В трудах и трудностях
вынянчен, выхожен, воспитан заботливыми руками. И вот вырос, вымахал, возмужал».

Мы ехали по долинам и по взгорьям Приморья через основанную трудолюбивыми украинцами Черниговку, где лежал в госпитале Кузьма
Денисович, и Мона-стырище, где мы постояли на могиле героев-курсантов, через Шмаковку, где пролегал Уссурийский фронт, а
ныне вписались в зелень Каульских высот корпуса санаториев, и через Уссурийск, где стоит на станции паровоз ИЛ-629, в топке которого был сожжен Сергей Лазо. И всюду видели картины созидания, приметы любви к родному краю. И казалось: красное знамя, что передавали из рук в руки, падая под пулями, отцы, несут их сыновья, их внуки, несут все вперед и вперед.

Амурцы освобождали Дальний Восток

В феврале 1920 года Амурская область была освобождена от интервентов. Вместе с ними убрались из Приамурья и белогвардейцы. Но в Забайкалье и Приморье еще хозяйничали японцы в союзе с промышленниками и купцами.> Рабочие и крестьяне Амура не прекращали борьбы за Советскую власть на Дальнем Востоке. Они были полны решимости быстрее выгнать из пределов родной страны иноземных захватчиков, а заодно и белогвардейщину.
Молодые и взрослые с большой охотой вступали в Народно-Революционную Армию. В октябре 1921 года стал бойцом этой армии и я. Два месяца нас, новичков, обучали в городе Верхне- Удинске (ныне Улан-Удэ) в запасном полку воинскому ремеслу, а потом в составе маршевой роты отправили на Дальневосточный фронт.
Наша рота прибыла на пополнение Особого Амурского полка, располагавшегося в то время на станции Ин. Через некоторое время противник предпринял наступление, но был отброшен с большими для него потерями. Вскоре к нам прибыли Троицко-Савский кавалерийский полк и Читинская стрелковая бригада. В армию также влились многочисленные отряды партизан.
В начале февраля 1922 года наши войска двинулись на Восток. В 12 километрах от станции Ин произошла стычка с противником, в результате которой он был вынужден отойти. Кровопролитный бой произошел на станции Ольгохте. Все попытки врага закрепиться на этом рубеже ничего не дали.
После Ольгохты мы двинулись на Волочаевку. Сопка Июнь-Корань, поселок и станция были японцами сильно укреплены. Они были опоясаны несколькими рядами проволочных заграждений и окопов.
Наш Особый Амурский полк имел задачу - выбить врага из населенного пункта
и станции. Несколько раз бросались мы в атаку, но все безуспешно. Противник пристрелял местность и бил наверняка. Было видно, что без артиллерийской подготовки трудно сломить сопротивление врага. |
|
Решительный штурм Волочаевки начался 12 февраля. Народоармейцы рвались вперед, они сломили сопротивление японцев. Станция и поселок были взяты.

В октябре мы с боями : вступили в город Спасск. После этого наш полк стал нести гарнизонную службу. Со мной вместе в рядах Народной Армии служили ивановские жители Прокопий Ермоленко, Яков Кушнарев, из Семиозерки - Иван Гоголев и Иван Попов.
Много сил приложили амурцы в освобождении от врага территории Дальнего Востока.
Ф. Ф. ФИЛОНЕНКО, участник боев под Волочаевкой.

А. Пушкарь 1974 год

Скачать альбом о Негруне А.Т. - герое Гражданской войны. Автор Д. Цирулик

Скачать биографии героев Дальнего востока